НЕПОХОЖИЙ

 

Самые первые впечатления от работ Ильи Шадчнева – непохожий…(Думаю,понятно, что масштаб сравнений не мировой, а пензенский). Затем мысль: «Откуда этот мир?» Может быть, художник много путешествовал и вобрал в себя эти образы, эти пейзажи? А возможно, это всё игра воображения? Остроконечные горы, острые шпили замков… Что-то от сказок Андерсона. Начинаешь вникать в сюжеты работ – и ещё больше вопросов, загадок. Даже если просто пробежаться по выставке, и тогда унесёшь впечатление своеобразности и глубины. Начнёшь вникать и неизбежно впадешь в размышления о вечном.

ПОКОРИТЕЛЬ АРБАТА

Илья Шадчнев совсем молодой художник. Ему нет и 30. Но сколько же он успел! О творчестве – разговор впереди. Но хочу сказать, что он отец троих детей. Он сумел (вместе с женой, конечно, тоже художницей и соратницей, и другом) приобщить своих малышей к творчеству – онм все прекрасно рисуют и размышляют. Он накопил опыт преподавания в художественной школе, а с осени будет работать в родном художественном училище. Он разработал оригинальную технику, оттолкнувшись от монотипии и перенеся её затем на пластик. «Техникой прозрачных фактур» назвали её искусствоведы. Его миниатюры на пластике покорили московский Арбат, где он не один год провёл, добывал средства на хлеб насущный.
Ну, а что он накопил для себя – в уме и душе, вы поймёте из его монологов, которые я приведу ниже. А дальше уже ваше дело – полюбить или не полюбить этого художника, следить или не следить за его творчеством.

О СЕБЕ

Я был поставлен жизнью в такие условия: минимум места, минимум средств и максимум выражения. Из ничего сделать что-то… И поскольку я, скорее, изобретатель, чем художник, во всём, что делаю, ищу рациональное зерно, будь то рисунок, будь то педагогический процесс или постройка чего либо. Мне внутренне грустно, когда человек тратит много времени на ту работу, которую можно сделать быстро и не в ущерб качеству. В условиях, когда у меня не было средств на краски и холст, из моего эксперимента в училище с монотипией родилась эта техника – прозрачных фактур.
Монотип – это оттиск на бумаге красочными оттенками и затем работа с движущейся массой красок. Я начал пробовать разные варианты, вводить какие-то персонажи, детали – стали получаться достаточно неожиданные вещи. Но бумага пропитывается маслом и желтеет, поэтому и стал искать другой материал и, перепробовав много, остановился на пластике.
И тут как раз подошло время перестройки, началось массивное крушение незыблимых идеалов. И у меня стал рождаться ряд работ, идей, размышлений на тему «Кумир». Когда рушится огромный памятник, тогда, как грибы, появляются маленькие памятнички… Большую роль сыграло открытие новых литературных источников. Возникла тема покаяния. Всё вместе это достаточно серьёзно повлияло на сам замес идей.
Но, к несчастью, если я делал работу на политические темы, то она быстро устаревала. И мне пришлось обратиться к более вечным темам. Например, «Путь» - все дошли до стены… Но возможно это просто препятствие, за которым открываются новые горизонты. Момент выбора, который я поручил своим персонажам, стал переходить из работы в работу.
Конечно, если голова постоянно наполнена только философией, это крайне тяжело. Поэтому обязательно нужно в какой-то степени экспериментировать, брать другой полюс, полюс красоты, гармонии. Появились работы. В которых я обращаюсь к музыке, природе. Это экспромты, без длительной разработки тем. А есть работы, замысел которых созревает в течение года…
Искусство в нашей стране очень специфично. На Западе так: если художник создал что-то новое, непохожее, то он уже имеет право войти в историю. И, в принципе, все, кто берётся за кисть, за резец, за что-то ещё оставляющее след, имеет цель – сделать новое. И часто этого достигают. В России не так, здесь каждый считает, что вдобавок к новому он должен сделать и красивое в традициях лучших образцов. Эта вера в доброе, в совершенство, помогает картинам наших художников быть духовно на порядок выше. Мы вкладываем в свои работы душу.
Очень сложно художнику в нашем мире, именно живописцу, языком мнений, тонов, цветов выразить свою концепцию, своё отношение к миру так, чтобы его поняли. Он должен созреть как человек, выносить в себе отношение к девяти заповедям Христа, к тому добру, что он видит вокруг, сфокусировать в своём сердце и перенести на холст с помощью своего мастерства. И всё это настолько сложно увязать в одну цепочку! Надо, чтобы художнику повезло сначала с учителями, чтобы он получил верные знания и ориентиры. А дальше он должен вложить свой труд. Причём, настолько колоссальный, что если бы я, допустим, знал, чего это стоит,то, пожалуй… не скажу, что не пошёл бы этим путём, но очень взвешенно отнёсся бы к тому потраченному времени, которое бесцельно ушло на какие-то шалости, сиюминутные удовольствия.
Когда нам преподаватели передавали слова великих о том, что труд является главной частью, а талант – это один процент успеха, мы в это как бы не верили, не хотели верить. Мы думали, что это преувеличение, что у нас не один, а 25, 30 процентов таланта плюс немножко труда – и всё!
Я пришёл к выводу, что мало придумать, надо очистить замысел от наслоений сиюминутного отношения. Допустим, мне не нравится, как поступил человек… Но, может быть, посмотрев на причины поступка, я оправдаю его? И это понимание – не торопиться осуждать, судить – приходит с опытом и после долгой работы над собой.
В училище я попал к Герману Васильевичу Жакову. Он сам много экспериментировал с пространством картины, с психологией воздействия пространства на зрителя. Не всё было гладко, не всё удавалось – это я понял, когда сам начал преподавать, и вынужден был забраться ещё дальше, чем он, вглубь веков, туда, где начиналось искусство – это Египет, Греция, это средние века, где пропорции являлись основой гармонии, и правильное их использование при построении картины гарантировало то, что её будут любить. Изучение этих секретов – моя работа сегодняшнего дня. Она не закончена...

Записала С.Февралёва